Ладно, об этом я подумаю позже, сейчас надо выбираться. Я не хочу пережить смерть, даже если она не совсем настоящая. Зоя! Забери меня отсюда! Так, спокойно, у меня же есть «стоп-кран». Пальцами по стеклу, ага, высокий свист, осталось…

Стоп! Что я делаю? Я в панике замираю. Куда меня вынесет стоп-кран из чужой души? Никто не знает, а экспериментировать сейчас совсем не к месту. Как же выбраться из этого ужаса? Я в полной темноте — ведь глаза у нее закрыты. Слышен только горький плач ребенка — моей мамы… Он все тише, все дальше… Меня охватывает отчаяние.

Тьма уступает место серости, плач тает где-то вдалеке, растворяется запах промороженного помещения и керосина. Я куда-то двигаюсь, причем все быстрей и быстрей. Молниями вспыхивают отголоски сцен. Неужели Зоя решила меня дотащить до космоса? Ай, молодец! Ну все, я в надежных хрупких руках, не терпящих прикосновений. Остается только ждать. И надеяться…

* * *

…отчаянно колотилось сердце, но явь уже поборола видения. Торик прохрипел: «Мы молодцы. Все получилось!», а она не знала, что и думать. Просто стояла, бледная и растерянная, и смотрела на него с ужасом. Ладно, погружение удалось, хоть и на грани катастрофы, да, он вернулся. Но так нельзя! Она пока не знает подробностей, но понятно же, что, если эксперименты будут так тяжело восприниматься путником, ни о каком продолжении исследований не может быть и речи. А если бы он сейчас умер в погружении? Запросто — сердце бы не выдержало или инсульт случился. И к чему тогда все их успехи? Так нельзя. Это надо прекратить. И чем раньше, тем лучше.

В комнату заглянула встревоженная Вика:

— Как он, очухался?

— Да вроде, — Зоя нервно повела плечом и нервно прикусила кончик пальца, даже не заметив этого. — Тебе помочь с ужином?

— Нет, сама сделаю, лучше побудь с ним.

— Да я и так уже, — она взглянула на часы, — два с половиной часа беспрерывно «с ним».

— А, так ты хочешь развеяться? Ну, пошли тогда! Заодно поболтаем, — потом обернулась к Торику. — Ты пока… полежишь?

— Я… не знаю. Нет, буду вставать.

— Давай приходи в себя. Пройдись, умойся.

— Нет! — его даже передернуло. — Только не вода!

— Как хочешь, — пожала плечами Вика, и они с Зоей вышли.

Зоя на миг удивилась, почему Вика так спокойна и беспечна. Но потом сообразила: она же ничего не знает, для нее этот опыт ничем не отличается от сотен предыдущих. А вот для Зои… Они явно переступили грань допустимого, и с этим придется что-то делать.

* * *

— Интересно, а почему вдруг бабушка-то? — недоумевала Вика. — Ты считаешь ее главным человеком своей жизни?

— Я бы так не сказал. Хотя спроси «кто главный?», я не смогу тебе однозначно ответить.

— Точно, — усмехнулась Вика и подмигнула Зое. — У него все сложно. Назвать любимую книгу или фильм — проблема.

— Если только один — да, трудно. Они же все разные.

Зоя будто не слышала их перепалки.

— А правда, почему именно она?

— Не знаю. Может, это я был для нее главным человеком в судьбе? Особенно в последнее время.

— Получается, отношения душ несимметричны?

— Мы пока так мало знаем.

— Сколько лет ей там?

— По моим прикидкам, двадцать три.

— Всего? — удивилась Вика. — Меньше, чем мне. А у нее уже дочка и такая ужасная работа. Бр-р! В ледяной воде стирать руками… Она не могла что-нибудь полегче найти?

— Не могла, Вик. Время было трудное, перед войной. В глубинке русской деревни многим жилось несладко. Какой там платить, себя бы прокормить.

— Ну, не знаю! Пошла бы в школу преподавать! Платят мало, но…

— Вик, ну какая школа? У нее самой два класса образования. Писала и читала с трудом.

— А, ну… — смутилась Вика.

— Как она вообще попала в такую ситуацию? — спросила Зоя. — Случайная беременность?

— Нет-нет. Надо у мамы уточнить, но мне рассказывали так. Девушкой она была бедной, но видной, многим нравилась. Но с кем попало не гуляла, себя берегла.

— Понимаю, — уважительно кивнула Вика и слегка покраснела.

— Потом к ней посватался один парень. Официально приходил просить ее руки. И ее мама, моя прабабушка, согласилась. Их даже расписали в сельсовете, и бабушка ушла жить к ним в дом.

— И что? Поругались? Или его на войне убили?

— Нет, война еще не началась тогда. К ним приехала погостить его тетя, богатая и властная. Ну и… скандал устроила. Мол, зачем всякую голытьбу в наш славный род пускаете, гоните ее в шею, нам такие здесь не нужны.

— И они сразу согласились с какой-то теткой? — удивилась Вика.

— Не сразу, но… согласились. Видимо, его родители и так сильно сомневались, а тут еще влиятельная родня. Это сейчас нам кажется нелепым. А тогда она могла так их ославить, что с ними никто бы не захотел иметь дела. Они испугались и прогнали молодую жену.

— А она уже родила тогда? — уточнила Зоя.

— Нет. Она тогда даже не знала. А потом, когда родила, его родители приходили к ней. Предлагали взять внучку к себе. Обещали обеспечивать и воспитывать как родную — впрочем, она же и так им родная.

— И она согласилась?

— Нет. Они поставили условие, чтобы бабушка навсегда исчезла из их жизни. Она подумала: как она будет жить, зная, что на соседней улице у нее растет дочь, с которой она даже поговорить не сможет. И отказалась. Сказала, нет уж, как смогу, сама поднимать буду.

— Понятно, — мрачно подытожила Зоя. — Век другой, а нравы все те же.

— Погоди, — подняла голову Вика. — Ты говоришь, работы не было, а как же она эту тогда нашла?

— Ходила по соседям, по знакомым. Просила хоть что-нибудь. Но три месяца нигде и ничего не могла найти.

— А потом?

— Среди окрестной бедноты чудом удержались две достаточно зажиточных семьи. И однажды старая барыня желчно спросила: «Стирать будешь? А то зима скоро, своих-то жалко…»

— Вот ведь зараза, жалко ей! — негодовала Вика. — Понятно: как расходный материал взяли. Кошмар!

— Но при этом хоть мало, но платили. И на эти гроши они в итоге выжили. Хотя было очень трудно. Представляешь, она до самой весны стирала в той же полынье. Бесплатно. В счет тюка с бельем, что утонул в то утро, упав с мостков вслед за ней…

Они помолчали. Зоя доела последний сухарик, обмакнув его в чай, и осторожно спросила:

— Слушай, можешь считать меня глупой, но я не понимаю самого главного. Где ты только что был?

— В душе бабушки Саши.

Она посмотрела на него мягко, как на несмышленыша:

— Торик, ну в какой душе? Насколько я понимаю, бабушка твоя давно умерла?

— Да, в восемьдесят втором, двадцать лет назад.

— И душа ее улетела… в рай? Или куда они там улетают после смерти.

— Ну… видимо, на самом деле оказалось, что все не так.

— А как? — сразу спросила Вика.

— Похоже, когда человек умирает, его душа остается… э-э… там, где она была. Уж не знаю, меняется она при этом или нет.

— И в нее можно заглянуть с помощью нашей техники… — задумчиво произнесла Зоя. — Ох, не нравится мне все это.

— А по-моему, здорово! — воскликнула Вика. — Можно сгонять в гости к древнегреческим философам, к Гауссу или Декарту!

— Угу, или к Гитлеру, — буркнул Торик.

— Вот-вот, — недобро кивнула Зоя.

— Погоди. У меня вопрос крутился… — Вика щелкала пальцами, надеясь, что это поможет ей сосредоточиться. — А! Выходит, она не умерла там, у печки? Тебе просто показалось?

— Она сознание потеряла от шока, насколько я понял. Но по фактам получается, что потом все же пришла в себя.

— Да, они были куда крепче нас, — заметила Зоя, помолчала, а затем тихо спросила: — А кто ее из проруби вытащил?

— Вот тут загадка, — ответил Торик. — Она так и не узнала, кто это был. Если человек, почему только вытащил из воды и бросил? Почему не помог дойти хоть куда-нибудь? А если уж так все равно ему — зачем тогда вообще из полыньи вытаскивал? Никто так и не признался даже после многих расспросов.