— А может, и нет, — вдруг резко сказала Зоя, — может, они так и останутся незаживающими рубцами, кусочками чужеродной ткани, дикими пустырями внутри души, где больше уже ничего никогда не вырастет.
— Ты имеешь в виду… — осторожно начала Инга.
— Я просто рассуждаю. Теоретически! — вспыхнула Зоя и нервно огляделась.
В воздухе повисла неловкость недосказанности. Торик вдруг подумал, как много в Зое есть такого, о чем он даже не догадывается. Причем об этом даже спросить нельзя. И не потому, что она тут же ощетинится, как сейчас. Просто ты понятия не имеешь, о чем спрашивать, а о чем — нет, и никогда не узнаешь.
Чужая душа — потемки. Даже если человек очень близок тебе.
Глава 12. Обрыв связи
— Зоя, привет! Ты куда пропала? Десять дней не могу до тебя дозвониться, да и сама не звонишь. Заболела?
— Привет. Нет, я… В общем, все сложно.
— Я могу тебе помочь?
Нервный смешок в трубке, затем:
— Это вряд ли. Ладно, меня тут зовут, извини.
— Да, конечно… — а в трубке уже короткие гудки.
* * *
— Привет, Зоя. Послушай, я не буду лезть в твою личную жизнь. Но давай хотя бы проект обсудим? У меня есть интересная задумка.
— Привет. Сейчас не могу, извини. Может, потом. Пока!
— Ну, подож…
* * *
— Здравствуй.
— Привет, Торик. Поймал меня, да?
— Можно тебя проводить хотя бы?
— Ну, пойдем… раз пришел. Только давай не будем выяснять отношения, ладно?
— Хорошо, я попробую. Я тебя чем-то обидел?
— Не надо! Ты обещал.
— Ладно, как скажешь. Как на работе?
— Нормально на работе. Иру уволили, мы теперь вдвоем за троих работаем.
— У нас тоже все про какие-то перемены говорят. Но толком никто ничего не знает.
— Да, все меняется.
— Я недавно смотрел конфигурацию границы души, там есть такое…
Зоя внезапно останавливается и порывисто вздыхает:
— Торик, мне нужно сказать тебе одну вещь. Мне очень жаль, но я больше не смогу участвовать в нашем проекте. Извини. Я не люблю подводить людей, и… я знаю, что ты ожидал от меня большего участия и…
Он на секунду забывается и машинально накрывает ее руку своей:
— Зоя…
— Ай! — она вырывает руку, словно прикоснулась к раскаленной сковороде.
— Прости! — пугается он.
— Ничего. Неважно, — отмахивается она.
Они снова бредут по улице.
— Зой, что случилось? Где я промахнулся? Что не так?
— Все не так, Торик, все! Мы вообще не должны были этим заниматься. Это неправильно.
— Но… до сих пор ты ни разу…
— Да! Ни разу! Потому что это не касалось других людей! Ты нашел себе игрушку — я тебе помогала.
— Но тебе тоже нравилось.
— Мне нравится математика, я люблю расчеты, хитрые задачи, которые вроде бы не имеют решений, а потом их все же находишь.
— И все это есть в нашем проекте.
— Да, этим ты меня и привлек. Потом все стало странно, очень странно, но я терпела. А теперь мы забрались так далеко, что всего этого просто не должно быть. Не должно, совсем! Понимаешь?
Торик еще ни разу не видел ее настолько расстроенной.
— Ты про… — он осторожно подбирал слова, — погружение в душу бабушки?
Знакомые серые глаза с неровно прокрашенными ресничками сейчас светились укором:
— Это ведь только начало, Торик. Случайная ближайшая звезда. И ты уже там чуть не умер! Ты лежал, как мертвый, и целую бесконечную минуту я думала: а вдруг ты не очнешься. Кляла себя за то, что вообще согласилась участвовать в этом безумии.
— Но все же хорошо закончилось, правда? — он снова машинально тронул ее за плечо.
— Не трогай меня! — дернулась она и взглянула с укором. — Знаешь ведь! И все равно делаешь!
— Зоя, это ты так за меня переживаешь?
Она на секунду отвела глаза.
— И это тоже. Но главное: то, что мы делаем — это отвратительно!
— Что именно?
— Подглядывать в души других людей. Там ведь нет никаких фильтров, нет цензуры, они беззащитны перед нами, открыты нараспашку.
— Но раньше тебя это не слишком беспокоило?
— Честно? — она поджала губы и метнула в него суровый взгляд. — Я не думала, что у нас получится. Да, я старалась, я все делала, чтобы получилось. Но сама до конца не верила. А потом ты вернулся и рассказал про эту ужасную полынью. Про все обстоятельства замужества твоей бабушки, о которых посторонним вообще знать не полагается!
— Постой, все не так. Я же не вышел на площадь. Я рассказал только своим близким друзьям — тебе и Вике. Вика у меня вообще почти родственница.
— Да такое даже родственникам не стоит рассказывать! Мало ли у кого в жизни какие обстоятельства были?
— Слушай, ну ты бы хоть намекнула, что тебе все это не нравится.
— Если ты сам этого не чувствуешь, любые намеки бесполезны.
— Зря ты так. Хоть раз бы сказала…
— Да-да, и ты сразу и навсегда отказался бы от главной мечты своей жизни? Опыт учит меня совсем другому.
— Слушай, не надо так… Всегда же можно найти компромисс, который бы устроил нас обоих.
— Угу. Или просто игнорировать мнение партнера.
— Давай тогда вообще не будем выходить в «космос».
— А давай! Только для этого я тебе не нужна. У себя душе ты и так теперь можешь заходить в любую точку и двигаться куда угодно.
— А ты — разве не хочешь по своей побродить?
— Честно? Нет, не хочу. Я и так хорошо помню все свои приятные события. В том числе нашу встречу в библиотеке. А плохие… Их было так много. Нет, Торик, я не хочу все это ворошить снова и снова.
— Значит, все? Вот прямо так и расстанемся?
— Пока да. Я просто не вижу реальной необходимости еще что-то делать в этом проекте. А тут еще мама… В общем, извини, у меня сейчас по жизни совсем другие заботы.
— А что с мамой? Болеет?
— Можно и так сказать.
— Расскажешь?
— Не хочу. Ладно, мы почти пришли уже. Иди уже, наверное.
— Зой, как-то все…
— Ну, вот так. Бывает, — она нервно развела руками.
— А потом, когда-нибудь, ты вернешься?
— А смысл? — с тоской бросила она. И в ее тоне ему послышалось ледяное прощание Ольги.
— Пока…
* * *
— Слушай, ты когда в следующий раз к Зое пойдешь, передай ей этот…
— Боюсь, что никогда.
— Вы что, поссорились? А почему? Все же так хорошо было. Ты к ней приставать, что ли, начал?
— Вик, не говори ерунды! Взрослые люди ведь.
— Ну, мало ли… Она же такая…
— Недотрога? Да, есть такое дело. Оказалось, не только физически…
— А как еще?
— Ей очень неприятно, что мы лезем в душу к другим людям.
— Ну… если так ставить вопрос, мне тоже как-то не по себе. Мы-то ведь изначально говорили о путешествиях. О космосе. О звездах. А не о личных тайнах.
— Вот-вот. Она все воспринимает именно так. И доля истины в этом есть.
— Ну… вам виднее. Думаешь, она не вернется?
— Похоже, так.
— Жалко. Она мне нравилась. Не совсем подруга, но все же близкий человек. За столько лет… Эх, Торик… Никому мы не нужны, — она тихонько всхлипнула. В глазах блеснули слезы.
— Эй! Ты чего? Что случилось?
— Я сама не совсем поняла. Сейчас принесу, заодно поможешь перевести.
Шлепанье тапочек в виде пушистых собачек. Потом:
— Вот.
— Постой. Это чье письмо, Джарведа? Я думал, у вас все хорошо. Ну… условно.
— Я тоже так думала. Уговаривала себя, что не такой уж он противный. Что постепенно привыкну.
— Помню. Зато письма хорошие пишет.
Она снова всхлипнула.
— Хорошие. А потом он пропал. Полтора месяца — ни одного письма. А теперь вот это. Я как девицу увидела, сразу поняла, что дело плохо.
— Так, сейчас… Дражайшая Викки, я должен сообщить тебе…
Теперь она стояла и слушала, роняя слезы и не стыдясь этого. Мы же — свои, дома.
— Ромэ… Как это хоть произносится-то? Ромуальда. Так, девица, вместе учились? Нет, она на год младше. Она пригласила его на свой выпускной…