— Так сказал бы физиолог. Но ведь есть и другая сторона. Представь, что ты просто спишь, без прибора. Спишь и видишь обычный сон. Где ты находишься, пока смотришь сон?
— В кровати, я же сплю.
— Нет, в кровати лежит твое тело. А сознание, разум, в это время отправляется куда-то еще.
— Куда? В мировой эфир? Это уже какая-то метафизика начинается.
— Тем не менее, так происходит с каждым человеком каждую ночь!
— Хм…
— И мозг по ночам не просто проводит всесоюзную перепись органов нашего тела. Он занимается не только тем, что сбрасывает самую свежую информацию из нашего ОЗУ в ПЗУ. Да, это он тоже делает, но совсем малой частью. А чем же заняты еще 80% ресурсов?
— Возможно, мир устроен сложнее, чем это видят физики и математики…
— Вот и я к тому же пришла. Ты регистрируешь сигналы, своеобразные радиопередачи, которые он ведет. Это информация. Обмен. С кем или с чем он обменивается такой информацией?
— С другими людьми? Вернее, с их мозгами?
— Это была бы телепатия. Но нет. Иначе бы человек запросто видел сны другого или читал его мысли.
— Может, эти волны передаются только на очень короткие расстояния?
— На какие? На пару сантиметров? И кого мы там находим? Постельных клопов? С ними, что ли, у нас мозг общается? Если эволюция что-то затевает, это не просто так. Это мы с тобой можем написать программу для забавы, лишь потому, что нам нравится программировать. А в природе все, что не пригодилось, отмирает очень быстро.
— Ты права. Но что могло быть такое важное для мозга, чтобы эволюция специально для этого создала механизм обмена?
— Ответ простой: я не знаю. Мы можем никогда не узнать этого. Но хотя бы продвигаемся по этой дороге.
— Дорога ВЖК… — пробормотал Торик.
— Ты про сказки Волкова? При чем тут они?
— Нет, я просто… вспомнил детство. Слушай, меня зацепила твоя мысль, что тут может быть замешана метафизика.
— Ну, я так, фигурально. Кстати, про метафизику — это же ты сказал.
— Нет, погоди. Знаешь, я хочу тебя кое с кем познакомить.
— Ладно. Только сразу скажи ему: пусть не лезет обниматься!
— Ей. И нет, она вряд ли будет обниматься.
Зоя минутку помолчала, глядя на него.
— Не боишься? Все-таки новый человек…
— Боюсь, но мы опять зашли в тупик. Она совершенно не разбирается в математике, но может знать что-то другое, неведомое нам. Высокое.
— Ну смотри — тебе видней.
* * *
На следующий день он зашел к Инге, но ее не было на месте, а коллега сказала, что она ушла в отпуск. А потом опять стало не до этого.
* * *
Английский в сочетании с интернетом и настойчивостью делали свое дело: у Торика бурно шла переписка сразу с несколькими людьми. Вика в шутку называла их «твои пенпальцы и пенпалочки» от английского слова «penpal» — друг по переписке. Мужчины и женщины разного возраста, из разных стран, у каждого — свой характер, свои события и интересы. Чтобы все успевать, Торик расчертил себе календарик, где аккуратно размечал, кто прислал письмо и кому он уже ответил.
* Парень Линь-Ю из Сингапура работал на заводе, где делают винчестеры. Увлеченный и начитанный, он напоминал самого Торика времен его работы с Петровной. Только в России все технологии свернулись и завяли, а в Сингапуре наоборот — расцвели и дали плоды.
* Мери Лу из американского штата Мэриленд оказалась лет на десять старше Торика и имела славянские корни. Ее многое интересовало, а самое главное, она оказалась очень душевной. Однажды даже прислала по почте чудесную открытку с надписью «Open your heart, Open it wide, Someone is standing outside» — открой свое сердце пошире, снаружи ведь кто-нибудь ждет…
* Морис Тайлерворт жил в Англии, и как начал в школе играть на бас-гитаре, так и играл до сих пор. В этом смысле история его музыки оказалась альтернативной истории Торика. Но жизнь омрачал тот факт, что его заставляли работать присяжным почти три месяца каждый год. Пропускать бесконечные уголовные подробности сквозь себя было для него невыносимо, и отчасти он спасался перепиской.
* Антонио Вендутти с самой подошвы итальянского сапога рассказывал много интересного из жизни на побережье моря. Он собирался открыть у себя в городке компьютерный магазинчик и делился планами. Торик рассуждал о том, как, должно быть, сложно найти свою нишу в длиннющем ряду похожих предложений, сделанных другими. Антонио дал неожиданно мудрый ответ: «Рынок сбыта — это пирог. Он очень большой, его хватит на всех. И ты всегда найдешь себе место под солнцем. Главное, чтобы кому-то хотелось съесть твой кусочек пирога!»
* Но самым активным и экстравагантным пенпальцем был Джеймс Куайет. Он оказался ровесником Торика, мужчиной и айтишником — но на этом их сходство заканчивалось, и начинались различия. Настоящий североамериканский индеец, он исколесил не только все Штаты, но и множество других стран. Успел поработать в самых разных компаниях, прекрасно умел общаться с людьми очень разного уровня. Рассказывал массу любопытных сведений о мире и о своей жизни, да и сам многим интересовался. И даже пытался собирать свою музыку из кусочков. Словом, друзья всегда находили, о чем поговорить.
А потом внезапно Джеймс решил приехать в гости.
* * *
Сначала Торик не поверил: может, это просто оборот речи или шутка? Мыслимое ли дело, чтобы человек из Штатов ехал неизвестно к кому в далекую и недружелюбную Россию? Наверняка, это жутко дорого, надо оформлять кучу бумаг, отвечать на неудобные вопросы — и ради чего?
Однако Джеймс был настроен решительно: «Я все равно собирался посмотреть Москву, Кремль и Красную площадь. К тому же, пока я по работе летал по всему миру, я заработал очень много бонусных миль, так что мой перелет получится почти бесплатным. Не переживай!»
Ничего себе «Не переживай!» К Торику — лично к нему, а не в «Гнездо» — ни разу в жизни не приезжали даже люди из другого города, тем более иностранцы! Вика тоже волновалась, но по-своему. Засела за новые рецепты, капитально прибралась в квартире, даже маму позвала помочь. Торик махал руками:
— Ничего не нужно! Жить он будет в гостинице. Джеймс вообще привык к самым скромным условиям — он спал в лесу прямо на земле, даже без палатки!
— Ну уж нет! — возражала Вика, — В гости-то он все равно к нам придет! Я не хочу опозориться на весь мир!
Это очень в духе русского характера — непременно не ударить в грязь лицом перед человеком, которого видишь всего раз в жизни.
* * *
Ясным апрельским днем они встретились в Москве, неподалеку от пятизвездочной гостиницы «Метрополь», невероятно дорогой, но единственной, номер в которой Джеймсу удалось забронировать еще из дома. Если уж о ком и говорить «встречал с распростертыми объятиями», так это о нем — высокий и плотный, Джеймс, в своем терракотовом плаще, раскинул руки, словно был готов обнять весь мир, и вот так, в театральной позе, встретил Торика.
От души нагулялись по Москве. Джеймс удивлялся оформлению станций метро (в Нью-Йорке все куда скромнее), фальшивому лоску золота на фонтанах ВДНХ. Вот причудливая инсталляция в перекошенном музее Маяковского показалась ему знакомой: «на Бродвее много подобного — горы разноцветного мусора, но все художественно организовано», — отметил он. Хотя главный аттракцион дня ждал его впереди.
«Local train», как он называл электричку, с жесткими деревянными сиденьями несколько часов вез их в Город. Поначалу народа набилось столько, что пришлось стоять, но чем дальше от Москвы, тем просторней становилось в вагоне. Они сидели и болтали обо всем на свете — два перекати-поля из разных миров. К ним подсаживались люди, задавали извечные вопросы, не особо слушая ответы — не каждый день встретишь живого иностранца.
Пьянчуга настойчиво звал в гости (пойдем, выйдем, я тут живу, завсегда нальем гостям!), бабулька пыталась угостить припасенной курицей (спазыба — отнекивался Джеймс), пара гопников поорала что-то насчет «разворовали и пропили», но их быстренько угомонили. В общем, аттракцион удался, Джеймс устал и успокоился только когда они наконец доехали до Города, вошли в гостиницу, и на вопрос: