— Я разочаровался. Одно время пытался подцепить прибор к компьютеру. Помнишь, были «Спектрумы»?

— Конечно, сколько я на нем в игрушки рубился!

— Ну вот, а я надумал через него сделать управление погружениями.

— И как, сделал? — В голосе Семена явно прозвучало сомнение, хорошо приправленное иронией.

— Какой там! «Спектрум» работал очень нестабильно, программу толком записать не на что. И потом: как снять сигнал?

— Так меня бы спросил! Я тогда поставил на всякий случай быстродействующий АЦП, давай покажу. У тебя сам ящик-то живой?

— Живой. Сейчас принесу. Ты мне прямо новые горизонты открываешь! — бросил Торик, не подозревая, что так оно и есть. Буквально.

— Смотри. — Семен ловко откинул крышку, брезгливо сдул пыль и аккуратно раздвинул два шлейфа. — Вот он, стандартный параллельный порт, можешь его программой читать с любой дискретностью. Хотя реально задействовано всего двенадцать разрядов.

— Да ты что! — обрадовался Торик. — Я тут всю голову сломал: как получить сигнал? А ты молодец!

— А то! Ладно, давай еще по кружке, да пойду я.

* * *

Иногда Катя приходила, и они просто вместе смотрели фильмы на видео. Торик все настраивал, удобно откидывался на диване с краю, а Катя ложилась на бок во весь диван, клала голову ему на колени, тщательно расправляла волосы и так и лежала где-то полфильма. А потом потягивалась, садилась рядом, тихо вздыхала и склонялась к нему на плечо. Торик стал смотреть меньше фантастики и больше лирических комедий. Впрочем, такое разнообразие его тоже устраивало. Киоск видеопроката располагался как раз между домом Торика и аптекой, где работала Катя, так что иногда кассеты выбирала и приносила она.

Им очень нравился новый фильм «Американский президент» с Майклом Дугласом. Оттуда в лексикон добавились забавные цитаты и шуточки. Например, когда Кате случалось немного задержаться, Торик спокойно готовил ужин на двоих, зная, что она все равно придет. А когда она все же приходила, встречал ее ритуальным вопросом: «Снова застряла на развязке Дюпон?» В ответ она устало улыбалась, молча мыла руки, обнимала его, неизменно поправляла прическу и проходила на кухню. Она тоже знала, что он ее ждал, приготовил ужин, и теперь все будет мирно и хорошо. Их взаимные ожидания всегда оправдывались.

Это была очень приятная тихая заводь. Порой Торик думал, что он просто не смог бы выдержать прессинга работы в «Оптиме», если бы не эти уютные встречи с Катей. Она придавала ему сил, чтобы переносить трудности жизни, как бы пафосно это ни звучало. Он не пытался размышлять о том, что же нашла в нем Катя, чего хотела она. Катя выбрала его, она была рядом — тихая, спокойная, ласковая. Им хорошо вместе. И так будет всегда.

* * *

Как-то вечером Торик снова достал прибор, усмехнулся, вспомнив встречу с Семеном, протер крышку прибора и включил его. Индикаторы светились, судя по всему, прибор работал. Ладно, пока выключаем. Стандартный параллельный порт? Надо же. Все-таки Семен молодец, еще тогда подумал о возможных расширениях. Параллельная шина плотно вошла в гнездо порта. «Интересно, не сожгу я этой штукой принтерный порт?» — кольнула шальная мысль — все-таки это был его единственный и такой долгожданный компьютер. Да вроде не должно быть никаких эксцессов. Если уж Семен использовал стандартный порт, наверняка знал и формат обмена, и нужные штырьки.

И все равно страшно. Эх, была не была! Торик воткнул другой конец кабеля в принтерный порт компьютера, порывисто вздохнул и запустил прибор, но приготовился при малейших признаках опасности тут же все выключить. Уф, вроде обошлось. Аппаратная связь есть. Теперь дело за программой.

Разработка программы чтения данных заняла почти неделю. Точнее, не так. Самой программой он занимался всего два вечера. Еще два вечера они провели с Катей, а в оставшиеся три дня он приходил с работы таким усталым и вымотанным, что сил хватало только наскоро поужинать и усесться за очередную «бродилку», где можно ни о чем не думать, полностью погрузившись в мир игры.

Еще через неделю получилось не только принимать данные с нужной скоростью, но и записывать их на диск. На тот гипотетический случай, если однажды он научится пусть не расшифровывать их, но хотя бы извлекать полезную информацию. Эта часть плана пока была самой туманной и неопределенной.

В воскресенье Торик так и просидел бы целый день за компьютером, однако за окном сверкнуло, потом еще раз, загрохотало и дробно застучало по стеклу. Он встал и пошел задернуть штору, но остановился, глядя на улицу. В неверном свете молний небо выглядело просто демонически. Июньские поздние сумерки, подсвеченные рыжими фонарями, словно спорили с разгулявшейся стихией. Деревья метались, как неприкаянные души, а шальные прохожие скорее бежали к спасительным дверям. Торик поежился.

Что ж, теперь осталось выбрать время и записать данные одного из реальных погружений. Места на диске хватало, программа и аппаратная часть работают, остальное — дело техники.

И день настал. Торик постарался расслабиться, улегся под сетку, закрыл глаза. Голову привычно щекотали теплые волны. Тихо пришел сон…

* * *

…Запах чего-то старого, немного печного дыма и совсем чуть-чуть — талого снега. Не знаю почему, но он всегда сопровождал Гнездо. Иногда мне казалось, что так дом помнит бесчисленные зимы, выпавшие на его долю. Движение. Скрип половиц. Гудение трансформатора на старом округлом холодильнике. Длинный стол, а за ним, на подоконнике — галерея цветочных горшочков. В самых маленьких — кактусята, а в тех, что побольше, чего только нет. Дом бабушки Софии, Гнездо. У бабушки цветут глоксинии, чайные чашки их цветов ни с чем не спутаешь. Значит, это довольно давно, потом она перестала их выращивать.

Мое Зашкафье. Книги. Провожу пальцами по стеклу шкафа и чувствую, как стекло привычно подрагивает в ответ. Иду дальше. Комната Андрея. Вся стена оклеена сигаретными пачками, причем даже двух одинаковых нет. Его знаменитая коллекция. Значит, сейчас он в армии или совсем скоро туда отправится. Ничего себе меня занесло, далековато! Прохожу дальше. У входа в зал неизменно висит старинный барометр с надписью «ВЪл. Сушь» — «великая сушь».

На улице вдалеке прокричал петух. Позади над пустым столом кружатся две мухи. Я их не вижу, но ухом отмечаю пируэты их полетов. Сколько же всего хранится в наших воспоминаниях! Зал обычный, как всегда. Вот сервант, на нижней полке посуда, на верхней — всякая интересная всячина. Вот муранский стеклянный шар с навечно застывшими переливами причудливых цветов и капель. Вот фарфоровый мешочек с вылезающим из него поросенком. Мордочка у поросенка веселая, а на мешке надпись «1000000 фунтов». Старая шутка или сказка? А меня тем временем влечет обратно, я разворачиваюсь, чтобы мимо зеркала выйти из зала. Зачем я сюда приходил? Никого не встретил, ничего не взял. Просто огляделся, покрутился и…

…И тут вижу, что зеркало висит не совсем так, как обычно. Я приостанавливаюсь, берусь за оправу зеркала, тяну ее на себя… А зеркало в моих руках вдруг поворачивается, как дверца, за которой виден проход на улицу.

Которого в доме никогда не было! Там нет даже дыры в стене. А теперь откуда-то взялся проход — достаточно широкий, чтобы можно было туда пролезть. Я высовываю голову. Там, дальше, все как обычно — дорожка из нижнего сада в верхний, заросли сирени, Двудомик, рядом с ним пара тополей. Я проталкиваю голову и плечи в эту новую дыру, хочу вылезти и посмотреть, но… внезапно вывинчиваюсь из сна.

* * *

Торик неспешно выпутывался из медных объятий сетки Фарадея и размышлял. Что это было? Почему за зеркалом? Откуда там дыра? Судя по обстановке, это примерно 1972 год, Торик учится в первом классе. Но ни тогда, ни до, ни после никаких дыр в доме не было, это совершенно точно. Может, тогда это был обычный сон, где бывает что угодно? Фантазия? Вряд ли. Абсолютная точность и яркость воспоминаний указывали на обычное погружение, и это явно был мир Торика. Но… не совсем настоящий. Параллельный? Сказочный? Или… он сходит с ума? А вдруг так выглядит самое начало безумия? Он потряс головой, отгоняя пугающие мысли.