Работы по проектам пока еще по инерции шли. Программисты дописывали начатое, «железячники» доделывали стенды и оборудование. Но все новые заказы сняли. Международные связи разрушились. Люди были растеряны и не знали, чего ждать от следующего дня. Начальники секторов вечерами откровенно рубились в игрушки. Филин предпочитал симулятор автогонок, Сверчков осваивал импортную экономическую стратегию. Пару раз за игрушками заметили даже Петровну! Руководство выжидало.
Жизнь явно свернула с привычной колеи, что будет дальше?
* * *
Зима сменилась весной, но жизнь понятней не стала. Люди по-прежнему ходили на работу и тянули старые хвосты. Торик на всякий случай позвонил Стручку. Тот сказал, что у них все тоже довольно безрадостно. Еэски вдруг оказались нерентабельными. Все направление, в котором Стручок достиг таких высот, решили сворачивать, а потом и вовсе закрывать. Но спрос на разводку печатных плат пока остался. Так что, по иронии судьбы, самые ценные кадры у них теперь — операторши. А так все то же самое: неуверенность, неопределенность и уныние. На том и распрощались.
Через пару месяцев на работе провели большое собрание и объявили о смене курса. Госзаказов больше не будет. Финансирование работ под вопросом. В стране настала эра капитализма. Теперь всем надо было самим искать заказчиков — для себя, да и для других. Люди оказались совершенно не готовы к этому — их никто не учил выживать на диком рынке.
Филин написал заявление об уходе. Мауэр отпустил его сразу, без отработки.
* * *
Май 1992 года, Город, 27 лет
Удивительно, но через пару месяцев поисков, уже в мае, кое-кто действительно смог принести заказы. Странные, в непривычных областях, но за них обещали заплатить, поэтому народ включался в работу без разговоров.
Сверчков организовал железячников делать собственную модель инкубатора. Казалось бы аппаратуре и программам все равно, какую поддерживать температуру: +400 градусов или +39. Зато ящику, где все происходило, было не все равно. Яйца высиживают не в вакууме, потери тепла огромные, а справляться с ними еще предстояло научиться. Да и стоимость установки получалась запредельной — дороже золота.
Герман неожиданно притащил заказ на изготовление самодельного прототипа аппаратуры УЗИ для медицины. Датчики у них уже были, но требовалось с нуля написать программы. За эту задачу сразу радостно уцепились все свободные программисты. Встречались с заказчиком, обсуждали, планировали, чертили диаграммы, писали предложения…
Были и другие задумки. Но нет. Ни один проект реально так и не прижился — по самым разным причинам. Мешала полная экономическая неопределенность, К тому же темы работ выпадали непредсказуемо, как лотерея. Специалисты только за голову хватались: весь накопленный опыт оказался никому не нужен. Карета снова и снова обращалась в тыкву, а крутые спецы — в новичков, делающих первые шаги.
Наука — сфера ранее почетная и хорошо оплачиваемая — стремительно умирала. Да и в целом в стране, тонущей в море капитализма, налаженные за десятилетия связи распадались, а до появления новых оставались еще годы и годы.
* * *
В безрадостной суете последних дней науки Торик почти не замечал, как проходила его жизнь вне работы. Пока добирался до дома, только и успевал, что быстренько зайти за продуктами, сварганить нехитрый ужин и читать-читать-читать.
С продуктами, правда, тоже стало непросто. В городе ввели талоны. Люди постарше тут же вспоминали о блокадном Ленинграде, хмурились и неодобрительно качали головами. У Торика не было таких ассоциаций. Для него это были просто игровые фишки, без которых в магазине почти нечего купить.
Киоски «Союзпечати» на улицах куда-то делись. Зато повсюду выросли нелепые крохотные домики-ларьки. В ларьках сидели странные люди и торговали всем подряд — кассетами с музыкой и видео, все пиратское, какие там лицензии! Часть кассет украшали весьма неодетые девицы, и их даже особо не прятали. Годилось все, лишь бы покупали.
Неизвестно откуда вдруг понабежали подозрительного вида мужички. Эти в ларьках не сидели, а просто ходили по улицам с табличками «Куплю золото, часы, монеты». На рынке пышным цветом расцвела распродажа всякого старья, откуда ни возьмись завелись бодрые наперсточники, всегда готовые облапошить новых простаков.
Дальше — больше: начала поднимать голову преступность. Активизировались и свои, и «гастролеры», причем настолько, что власти обеспокоились безопасностью населения. Милиция уже не справлялась, население обязали выставлять «народную дружину»: мужчины, а то и женщины с повязками собирались в стайки и бродили с вечера почти до утра. Это давало хоть какую-то иллюзию безопасности.
Хаос нарастал.
* * *
Август 1992 года, Город, 27 лет
Настроение в отделе висело тягостное. Девчонки с круглыми глазами спрашивали друг друга: нас закроют? Но ответа никто не знал. Янчик и Света уволились. Видимо, нашли, куда уйти. Все понимали, что долго все это не продлится. А что еще можно было поделать?
Мучительная агония отдела, да и всей конторы продолжалась еще месяца три. Зарплату платить перестали: не осталось источников финансирования.
В итоге в августе, как раз в недобрую годовщину путча, снова провели собрание и объявили, что с понедельника на работу не выходим. Пока всех условно отправляют на четыре месяца на бесплатные каникулы, а там видно будет — хотя все понимали, что в ближайшее время в лучшую сторону вряд ли что изменится. Ходили слухи о частичной распродаже площадей самого здания.
Всего за год вся их передовая советская наука и высокие технологии тихо и бесславно умерли.
* * *
Внезапно стало не нужно ездить на работу.
У Торика появилась масса свободного времени. Поначалу он очень переживал, покупал газету с вакансиями и азартно просматривал объявления. Всем требовались бухгалтеры, пекари, водители, непонятные эскорт-услуги часто попадались, а вот программистов никто не искал.
С каждым прожитым месяцем надежды найти работу таяли. Газеты он теперь покупал реже, но не перестал: вдруг найдется что-нибудь подходящее?
Перечитал старую фантастику. Что интересно: воспринималась она теперь иначе. Отдельные моменты словно потускнели и превратились в комиксы. Зато оказалось, что некоторых линий он раньше не замечал. Повзрослел, что ли? Ему нравилось открывать новое в привычном: на тех же страницах встречались совсем новые мысли, словно автор дописал их позже.
На рынке завелись книжные развалы. Книги продавали дешево — кому они сейчас нужны? Поэтому Торик неплохо пополнил свою библиотеку томами Нортон, Хайнлайна, Андерсона, Урсулы Ле Гуин и жадно принялся их читать.
Раздобыл трилогию Толкина и теперь с удовольствием погружался в тонкости историй выдуманного мира. Неожиданно сильное впечатление на него произвели онты. Полуживые деревья переступали мощными корнями как спруты, преследуя мрачные, только им понятные цели, и наводили морок на окружающих.
Видеокассеты предлагали чуть ли не на каждом углу. У Торика появились любимые фильмы. А по соседству открылся пункт видеопроката.
Вот только запас денег катастрофически таял.
* * *
Октябрь 1992 года, Город, 27 лет
Торик так никогда и не узнал, что за люди живут в соседней с ним квартире. За всю жизнь он ни разу с ними не встретился. А вот с другим соседом по площадке однажды познакомился. Вошел в подъезд и тут услышал:
— Здорово, сосед!
Торик огляделся: после пестроты октябрьских листьев глаза не сразу привыкали к полутьме подъезда.
— Здравствуйте. А мы соседи?
На площадке стоял пожилой мужичок, сухонький, скукоженный, но вроде не опасный.
— А то! — обрадовался мужичок. — Воно в этой квартире живу. Степан Михалыч я, сталбыть. Как бабка моя померла, так один тут и живу. А тя как звать-то?